С.А.Бурлак "Происхождение языка"
May. 18th, 2011 06:15 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Скоро (может быть, в течение месяца) должна выйти в свет (в издательстве Corpus, при поддержке "Династии") книга лингвиста С.А.Бурлак "Происхождение языка". Весьма капитальный и серьезный труд: скорее научная монография, пытающаяся притвориться популярной книжкой. Список литературы на 1000 страниц и все такое. Большое событие в отечественном научно-популярном книгоиздании. Всячески рекомендую. В книге, разумеется, нет окончательного ответа на вопрос как, когда и почему наши предки заговорили. Однако в ней есть вполне исчерпывающий обзор огромного количества фактов из самых разных областей, на основе которых можно рассуждать на эту тему. От генетики и анатомии до палеоантропологии и этологии (коммуникация животных). Оригинальные авторские гипотезы в книге присутствуют, но не играют ведущей роли. Автор проявил недюжинную упертость, собрав и учтя замечания и советы великого множества экспертов в самых разных областях (этологов, антропологов, эволюционистов, генетиков и т.д.) Я был одним из рецензентов и довольно долго спорил с автором, пытаясь (отчасти успешно) убедить Светлану Анатольевну чуть меньше напирать на групповой селекционизм.
Издательство разрешило опубликовать в сети фрагмент до 10 тысяч знаков, что и сделано ниже. Правда, публикация такого маленького кусочка - дело крайне неблагодарное, т.к. текст совсем не "лоскутный" (как обычно получается у меня), а очень даже целостный.
Под катом - фрагментик из книги
.Процесс возникновения человеческого языка недоступен непосредственному наблюдению, поэтому судить о нем можно лишь по косвенным данным. В качестве одного из источников таких данных нередко называют развитие языка у ребенка. Стадии, выделяемые в овладении языком, представляются легко сопоставимыми либо с последовательно сменявшими друг друга видами гоминид, либо с палеолитическими индустриями. Основанием для этого служит так называемый «основной биогенетический закон» Эрнста Геккеля — онтогенез (т.е. развитие единичной особи) есть сжатое и сокращенное повторение хода филогенеза (т.е. развития таксона).
Но все же, по-видимому, не следует прямо проецировать становление языка у ребенка на происхождение человеческого языка в целом. Биологам хорошо известно, что закон Геккеля представляет собой лишь частный, хотя и довольно широко распространенный случай. Он выполняется только для отдельных органов при их преобразовании по способу анаболии (т.е. добавления еще одной стадии развития после всех тех, что имелись у вида-предка). Как было показано А.Н. Северцовым [1], эволюционируют не только фенотипы взрослых особей, но и их онтогенезы. Как пишет Н.Н. Иорданский, «изменчивость организмов проявляется на всех стадиях индивидуального развития и служит материалом для действия естественного отбора» [2]. Онтогенез человека достаточно сильно изменился по сравнению с онтогенезом обезьян. Если детеныш обезьяны от рождения до взрослого состояния проходит две стадии — младенчество и детство, то у человека таких стадий осмысленно выделять четыре [3]. Первая из них (от рождения до двух с половиной — трех лет) несколько перестроена по сравнению с обезьяньим младенчеством, вторая (до момента смены зубов) возникает в человеческой линии около 2 млн. лет назад [4] (у обезьян этой стадии нет), третья (до начала пубертатного периода) соответствует детству (= подростковому возрасту) обезьян, но также претерпела значительные перестройки, и наконец, четвертая стадия (собственно подростковая, примерно до 19 лет), судя по палеонтологическим данным, появляется у неоантропов, а у Homo erectus и более ранних гоминид отсутствует [5]. Эти периоды различаются не только по тому, какие телесные структуры формируются в течение каждого из них, но и по тому, какие изменения претерпевает когнитивная сфера, а также какими аспектами языка овладевает ребенок (см. гл. 1).
У человека, который усваивает язык, изначально (до появления речи) присутствует целый ряд необходимых для этого когнитивных установок, отсутствующих у обезьян, — стремление интерпретировать звуки, которые произносят другие люди, как знаки, желание узнавать названия различных объектов, установка на кооперативность в поведении вообще и в коммуникации в частности и т.д. (см. гл. 2). Соответственно, на каких-то этапах эволюции человека они должны были войти в программу его онтогенеза. О перестройке программы индивидуального развития свидетельствует и то, что период овладения звуком (лепет) в ней предшествует периоду, когда ребенок начинает понимать, что окружающие имеют цели и намерения [6].
Еще одно весьма существенное отличие онтогенеза и филогенеза языка состоит в том, что человек выучивает язык в общении с теми, кто его уже знает (и это является необходимым условием, см. гл. 1; даже если родители — носители пиджина, все равно есть хотя бы один настоящий язык, которым они владеют в совершенстве, — их родной язык). Как показывают наблюдения психолингвистов, диалоги детей со взрослыми более чем вдвое (в среднем) длиннее, чем диалоги детей с детьми (лучше всего детям удается поддерживать беседу, когда они вступают в разговор взрослого с ребенком на пару лет старше их, — в этом случае их реплики не сбивают разговор с обсуждаемой темы, а самих реплик может быть больше, чем обычно бывает в разговоре с этим же взрослым или с этим же ребенком) [7].
Надо сказать, что взрослые, общаясь с ребенком, обычно не только не хвалят его за грамматически правильные предложения, но даже не всегда исправляют его ошибки, — нередко они обращают внимание не на грамотность, а на истинность сказанного, ср. такие диалоги:
(1) Ребенок: Mamma isn't boy, he a girl («Мама не мальчик, он девочка»; в первой части пропущен артикль, во второй — глагол-связка.)
Мама: That's right. («Правильно».)
(2) Ребенок: And Walt Disney comes on Tuesday («А Уолта Диснея показывают по вторникам»; грамматических нарушений нет.)
Мама: No, he does not. («Нет, не так».) [8]
Тем не менее языковое поведение взрослых при общении с ребенком имеет целый ряд специфических черт, призванных способствовать овладению языком. «По сравнению с разговорами между взрослыми, речь родителей, обращенная к детям, медленнее, в ней более утрирована высота тона, она больше говорит о происходящем здесь и сейчас, и она более грамматически правильна» [9]. Четкие паузы на синтаксических границах, отсутствие семантически сложных слов и конструкций также облегчают для ребенка понимание обращенных к нему высказываний. Как пишет С.Н. Цейтлин, при общении с детьми «мы стараемся строить предложения правильно, планируем их структуру, не перестраиваемся на ходу, не обрываем посередине и т.п.» [10], — в отличие от того, что часто можно наблюдать при обычных «взрослых» разговорах. «Еще одно существенное свойство речи, адресованной ребенку, — частые повторы, обычно сопровождаемые перестановкой компонентов предложения: «Мячик упал у Мишеньки. Дай мне мячик. Красивый мячик». Это помогает ребенку членить высказывание, выделяя в нем слова» [11]. Кроме того, «матери повторяют многое из сказанного ребенком, корректируя эти фрагменты в звуковом и грамматическом отношении» [12], ср. примеры, приводимые С.Н. Цейтлин [13]:
(1) Мама: Кто это?
Ребенок: 'ХУГУ
Мама (с утвердительной интонацией): Хрюша.
(2) Ребенок (про котенка): Она не хочет гладить.
Мама: Не хочет, чтобы ты гладил его?
Подобного рода корректирующие реплики можно наблюдать и в разговорах взрослых, ср., например: «Мы ужинали с ним со среды на пятницу». — «Вы хотели сказать: со среды на четверг» [14]. Но, разумеется, в диалогах с детьми они встречаются гораздо чаще.
Кроме того, взрослый, разговаривая с ребенком, следит за проявлениями его внимания [15] и при необходимости может скорректировать свое речевое поведение. Если же ребенок слышит только не обращенную к нему речь взрослых (такое случается, например, со слышащими детьми глухих родителей, которые включают своему малышу телевизор), это не способствует усвоению им языка [16].
В некоторых культурах взрослые мало общаются с маленькими детьми [17], но зато с ними могут говорить другие дети, и тогда именно они будут обеспечивать малышам этот особый регистр языка, называемый иногда «материнским языком» (англ. motherese). Дети достаточно рано начинают понимать специфику этого регистра — как отмечает психолингвист Ревекка Марковна Фрумкина, «уже четырехлетние дети в разговорах с двухлетними пользуются более короткими словами, чем в разговорах со сверстниками или со взрослыми» [18].
Все это говорит о том, что онтогенез речевой коммуникации никак нельзя считать прямым повторением филогенеза. Какие-то параллели между выучиванием языка детьми и возникновением языка в процессе эволюции человека проводить, безусловно, можно — но эти параллели, скорее, сами нуждаются в доказательствах, чем могут служить таковыми.
Еще один вопрос, который обычно задают, когда речь идет об эволюции человеческого языка, — это вопрос о том, почему не появляется язык у человекообразных обезьян, хотя они достаточно умны, пользуются орудиями (и обучают этому детенышей), умеют их изготавливать, демонстрируют феноменальные способности к овладению языками-посредниками в языковых проектах. Правда, согласно старинному поверью, говорить обезьяны все-таки умеют, но никогда не делают этого в присутствии людей, чтобы те не заставили их работать. Если же серьезно, ответ скорее всего таков: потому, что имеющейся у них системы коммуникации вполне достаточно для успешного выживания и размножения. Как уже говорилось (см. гл. 3), исследователи обнаружили у шимпанзе в природе 39 различных моделей поведения, которые являются обычными в одних группах, но отсутствуют в других, — в это число входит и использование орудий, и груминг, и ухаживание [19]. И это всё, чего смогли достичь шимпанзе за 6–7 миллионов лет своего существования как отдельного вида. У самых «примитивных» людей (что бы ни вкладывать в понятие «примитивности») культурно-специфичных практик (даже без учета языка) насчитывается гораздо больше. Видимо, у шимпанзе жизнь все же более однообразна, чем у людей, и поэтому нет потребности в увеличении количества сигналов. А вот в условиях неволи количество сигналов может возрастать: добиваясь от людей ласки, лакомства и т.п., шимпанзе весьма активно изобретают новые элементы поведения, и, «поскольку такие инновации почти всегда подкрепляются, частота проявления у «авторов» растет вместе с числом подражателей — наиболее предприимчивых сородичей» [20]. В природных же условиях подкрепления изобретаемых сигналов в большинстве случаев нет, и они угасают. Один такой случай приводит Дж. Гудолл [21]: в Гомбе самка-подросток Фифи вдруг стала встряхивать кистями рук — этот жест она употребила, угрожая самке старшего возраста. В этот момент с Фифи была еще одна, более молодая самка — Гилка. На следующей неделе Гилка в сходной ситуации употребила этот жест. Какое-то время он продержался в репертуаре обеих, а потом сошел на нет.
Некоторые из обезьян, как видно по данным экспериментов, проявляют больше способностей к овладению языком, некоторые — меньше, но жесткого отбора, при котором первые получали бы заметные преимущества перед вторыми, в природе нет. Точно так же и среди людей встречаются, например, великолепные имитаторы — они могут изобразить кудахтанье курицы, скрип двери и даже пение канарейки. Но отбора, который бы давал таким людям преимущество перед людьми, лишенными этого таланта, нет. Такие фенотипы, не выходящие за рамки нормы реакции, появляются с определенной частотой, но, поскольку необходимость в этом признаке отсутствует, закрепления его в генах не происходит.
Рассуждая о происхождении человеческого языка, трудно обойти вопрос о том, было ли оно неизбежностью или случайностью. На мой взгляд, оно было неизбежным — в том смысле, что являлось закономерным логическим продолжением той адаптации к мыслительной деятельности, на путь которой вступили приматы. У гоминид развивались не анатомо-физиологические приспособления к определенным условиям окружающей среды, а орудийная деятельность, способность делать выводы (подтверждаемая увеличением префронтальных отделов коры) и — вследствие группового образа жизни — коммуникативная система. Таким образом, отбор благоприятствовал развитию (в числе прочего) успешности коммуникации, что и привело в итоге к появлению вида, высокоспециализированного в этой области, — человека разумного. Но и роль случайности в процессе глоттогенеза не следует недооценивать — ведь если бы на Земле сложились другие экологические условия, столь далеко зашедшая специализация, возможно, и не потребовалась бы.
1. Северцов А.Н. 1939.
2. Иорданский 2001: 328.
3. Bogin 1997.
4. Bogin 2003.
5. Dean et al. 2001.
6. Tomasello 2008.
7. Tomasello 2003a: 268.
8. Слобин 2006: 111-112 с лит.; Пинкер 2004: 267.
9. Пинкер 2004: 265.
10. Цейтлин 2000: 28.
11. Цейтлин 2000: с. 28-29; выделение автора.
12. Цейтлин 2000: 32.
13. Цейтлин 2000: 33-34.
14. Диалог из фильма «Цыганский барон».
15. Bornstein 1996; Величковский 2006б: 105.
16. Пинкер 2004: 265.
17. Пинкер 2004: 31.
18. Фрумкина 2008: 119.
19. Whiten et al. 1999: 682.
20. Зорина, Смирнова 2006: 280.
21. Гудолл 1992: 159.
Издательство разрешило опубликовать в сети фрагмент до 10 тысяч знаков, что и сделано ниже. Правда, публикация такого маленького кусочка - дело крайне неблагодарное, т.к. текст совсем не "лоскутный" (как обычно получается у меня), а очень даже целостный.
Под катом - фрагментик из книги
.Процесс возникновения человеческого языка недоступен непосредственному наблюдению, поэтому судить о нем можно лишь по косвенным данным. В качестве одного из источников таких данных нередко называют развитие языка у ребенка. Стадии, выделяемые в овладении языком, представляются легко сопоставимыми либо с последовательно сменявшими друг друга видами гоминид, либо с палеолитическими индустриями. Основанием для этого служит так называемый «основной биогенетический закон» Эрнста Геккеля — онтогенез (т.е. развитие единичной особи) есть сжатое и сокращенное повторение хода филогенеза (т.е. развития таксона).
Но все же, по-видимому, не следует прямо проецировать становление языка у ребенка на происхождение человеческого языка в целом. Биологам хорошо известно, что закон Геккеля представляет собой лишь частный, хотя и довольно широко распространенный случай. Он выполняется только для отдельных органов при их преобразовании по способу анаболии (т.е. добавления еще одной стадии развития после всех тех, что имелись у вида-предка). Как было показано А.Н. Северцовым [1], эволюционируют не только фенотипы взрослых особей, но и их онтогенезы. Как пишет Н.Н. Иорданский, «изменчивость организмов проявляется на всех стадиях индивидуального развития и служит материалом для действия естественного отбора» [2]. Онтогенез человека достаточно сильно изменился по сравнению с онтогенезом обезьян. Если детеныш обезьяны от рождения до взрослого состояния проходит две стадии — младенчество и детство, то у человека таких стадий осмысленно выделять четыре [3]. Первая из них (от рождения до двух с половиной — трех лет) несколько перестроена по сравнению с обезьяньим младенчеством, вторая (до момента смены зубов) возникает в человеческой линии около 2 млн. лет назад [4] (у обезьян этой стадии нет), третья (до начала пубертатного периода) соответствует детству (= подростковому возрасту) обезьян, но также претерпела значительные перестройки, и наконец, четвертая стадия (собственно подростковая, примерно до 19 лет), судя по палеонтологическим данным, появляется у неоантропов, а у Homo erectus и более ранних гоминид отсутствует [5]. Эти периоды различаются не только по тому, какие телесные структуры формируются в течение каждого из них, но и по тому, какие изменения претерпевает когнитивная сфера, а также какими аспектами языка овладевает ребенок (см. гл. 1).
У человека, который усваивает язык, изначально (до появления речи) присутствует целый ряд необходимых для этого когнитивных установок, отсутствующих у обезьян, — стремление интерпретировать звуки, которые произносят другие люди, как знаки, желание узнавать названия различных объектов, установка на кооперативность в поведении вообще и в коммуникации в частности и т.д. (см. гл. 2). Соответственно, на каких-то этапах эволюции человека они должны были войти в программу его онтогенеза. О перестройке программы индивидуального развития свидетельствует и то, что период овладения звуком (лепет) в ней предшествует периоду, когда ребенок начинает понимать, что окружающие имеют цели и намерения [6].
Еще одно весьма существенное отличие онтогенеза и филогенеза языка состоит в том, что человек выучивает язык в общении с теми, кто его уже знает (и это является необходимым условием, см. гл. 1; даже если родители — носители пиджина, все равно есть хотя бы один настоящий язык, которым они владеют в совершенстве, — их родной язык). Как показывают наблюдения психолингвистов, диалоги детей со взрослыми более чем вдвое (в среднем) длиннее, чем диалоги детей с детьми (лучше всего детям удается поддерживать беседу, когда они вступают в разговор взрослого с ребенком на пару лет старше их, — в этом случае их реплики не сбивают разговор с обсуждаемой темы, а самих реплик может быть больше, чем обычно бывает в разговоре с этим же взрослым или с этим же ребенком) [7].
Надо сказать, что взрослые, общаясь с ребенком, обычно не только не хвалят его за грамматически правильные предложения, но даже не всегда исправляют его ошибки, — нередко они обращают внимание не на грамотность, а на истинность сказанного, ср. такие диалоги:
(1) Ребенок: Mamma isn't boy, he a girl («Мама не мальчик, он девочка»; в первой части пропущен артикль, во второй — глагол-связка.)
Мама: That's right. («Правильно».)
(2) Ребенок: And Walt Disney comes on Tuesday («А Уолта Диснея показывают по вторникам»; грамматических нарушений нет.)
Мама: No, he does not. («Нет, не так».) [8]
Тем не менее языковое поведение взрослых при общении с ребенком имеет целый ряд специфических черт, призванных способствовать овладению языком. «По сравнению с разговорами между взрослыми, речь родителей, обращенная к детям, медленнее, в ней более утрирована высота тона, она больше говорит о происходящем здесь и сейчас, и она более грамматически правильна» [9]. Четкие паузы на синтаксических границах, отсутствие семантически сложных слов и конструкций также облегчают для ребенка понимание обращенных к нему высказываний. Как пишет С.Н. Цейтлин, при общении с детьми «мы стараемся строить предложения правильно, планируем их структуру, не перестраиваемся на ходу, не обрываем посередине и т.п.» [10], — в отличие от того, что часто можно наблюдать при обычных «взрослых» разговорах. «Еще одно существенное свойство речи, адресованной ребенку, — частые повторы, обычно сопровождаемые перестановкой компонентов предложения: «Мячик упал у Мишеньки. Дай мне мячик. Красивый мячик». Это помогает ребенку членить высказывание, выделяя в нем слова» [11]. Кроме того, «матери повторяют многое из сказанного ребенком, корректируя эти фрагменты в звуковом и грамматическом отношении» [12], ср. примеры, приводимые С.Н. Цейтлин [13]:
(1) Мама: Кто это?
Ребенок: 'ХУГУ
Мама (с утвердительной интонацией): Хрюша.
(2) Ребенок (про котенка): Она не хочет гладить.
Мама: Не хочет, чтобы ты гладил его?
Подобного рода корректирующие реплики можно наблюдать и в разговорах взрослых, ср., например: «Мы ужинали с ним со среды на пятницу». — «Вы хотели сказать: со среды на четверг» [14]. Но, разумеется, в диалогах с детьми они встречаются гораздо чаще.
Кроме того, взрослый, разговаривая с ребенком, следит за проявлениями его внимания [15] и при необходимости может скорректировать свое речевое поведение. Если же ребенок слышит только не обращенную к нему речь взрослых (такое случается, например, со слышащими детьми глухих родителей, которые включают своему малышу телевизор), это не способствует усвоению им языка [16].
В некоторых культурах взрослые мало общаются с маленькими детьми [17], но зато с ними могут говорить другие дети, и тогда именно они будут обеспечивать малышам этот особый регистр языка, называемый иногда «материнским языком» (англ. motherese). Дети достаточно рано начинают понимать специфику этого регистра — как отмечает психолингвист Ревекка Марковна Фрумкина, «уже четырехлетние дети в разговорах с двухлетними пользуются более короткими словами, чем в разговорах со сверстниками или со взрослыми» [18].
Все это говорит о том, что онтогенез речевой коммуникации никак нельзя считать прямым повторением филогенеза. Какие-то параллели между выучиванием языка детьми и возникновением языка в процессе эволюции человека проводить, безусловно, можно — но эти параллели, скорее, сами нуждаются в доказательствах, чем могут служить таковыми.
Еще один вопрос, который обычно задают, когда речь идет об эволюции человеческого языка, — это вопрос о том, почему не появляется язык у человекообразных обезьян, хотя они достаточно умны, пользуются орудиями (и обучают этому детенышей), умеют их изготавливать, демонстрируют феноменальные способности к овладению языками-посредниками в языковых проектах. Правда, согласно старинному поверью, говорить обезьяны все-таки умеют, но никогда не делают этого в присутствии людей, чтобы те не заставили их работать. Если же серьезно, ответ скорее всего таков: потому, что имеющейся у них системы коммуникации вполне достаточно для успешного выживания и размножения. Как уже говорилось (см. гл. 3), исследователи обнаружили у шимпанзе в природе 39 различных моделей поведения, которые являются обычными в одних группах, но отсутствуют в других, — в это число входит и использование орудий, и груминг, и ухаживание [19]. И это всё, чего смогли достичь шимпанзе за 6–7 миллионов лет своего существования как отдельного вида. У самых «примитивных» людей (что бы ни вкладывать в понятие «примитивности») культурно-специфичных практик (даже без учета языка) насчитывается гораздо больше. Видимо, у шимпанзе жизнь все же более однообразна, чем у людей, и поэтому нет потребности в увеличении количества сигналов. А вот в условиях неволи количество сигналов может возрастать: добиваясь от людей ласки, лакомства и т.п., шимпанзе весьма активно изобретают новые элементы поведения, и, «поскольку такие инновации почти всегда подкрепляются, частота проявления у «авторов» растет вместе с числом подражателей — наиболее предприимчивых сородичей» [20]. В природных же условиях подкрепления изобретаемых сигналов в большинстве случаев нет, и они угасают. Один такой случай приводит Дж. Гудолл [21]: в Гомбе самка-подросток Фифи вдруг стала встряхивать кистями рук — этот жест она употребила, угрожая самке старшего возраста. В этот момент с Фифи была еще одна, более молодая самка — Гилка. На следующей неделе Гилка в сходной ситуации употребила этот жест. Какое-то время он продержался в репертуаре обеих, а потом сошел на нет.
Некоторые из обезьян, как видно по данным экспериментов, проявляют больше способностей к овладению языком, некоторые — меньше, но жесткого отбора, при котором первые получали бы заметные преимущества перед вторыми, в природе нет. Точно так же и среди людей встречаются, например, великолепные имитаторы — они могут изобразить кудахтанье курицы, скрип двери и даже пение канарейки. Но отбора, который бы давал таким людям преимущество перед людьми, лишенными этого таланта, нет. Такие фенотипы, не выходящие за рамки нормы реакции, появляются с определенной частотой, но, поскольку необходимость в этом признаке отсутствует, закрепления его в генах не происходит.
Рассуждая о происхождении человеческого языка, трудно обойти вопрос о том, было ли оно неизбежностью или случайностью. На мой взгляд, оно было неизбежным — в том смысле, что являлось закономерным логическим продолжением той адаптации к мыслительной деятельности, на путь которой вступили приматы. У гоминид развивались не анатомо-физиологические приспособления к определенным условиям окружающей среды, а орудийная деятельность, способность делать выводы (подтверждаемая увеличением префронтальных отделов коры) и — вследствие группового образа жизни — коммуникативная система. Таким образом, отбор благоприятствовал развитию (в числе прочего) успешности коммуникации, что и привело в итоге к появлению вида, высокоспециализированного в этой области, — человека разумного. Но и роль случайности в процессе глоттогенеза не следует недооценивать — ведь если бы на Земле сложились другие экологические условия, столь далеко зашедшая специализация, возможно, и не потребовалась бы.
1. Северцов А.Н. 1939.
2. Иорданский 2001: 328.
3. Bogin 1997.
4. Bogin 2003.
5. Dean et al. 2001.
6. Tomasello 2008.
7. Tomasello 2003a: 268.
8. Слобин 2006: 111-112 с лит.; Пинкер 2004: 267.
9. Пинкер 2004: 265.
10. Цейтлин 2000: 28.
11. Цейтлин 2000: с. 28-29; выделение автора.
12. Цейтлин 2000: 32.
13. Цейтлин 2000: 33-34.
14. Диалог из фильма «Цыганский барон».
15. Bornstein 1996; Величковский 2006б: 105.
16. Пинкер 2004: 265.
17. Пинкер 2004: 31.
18. Фрумкина 2008: 119.
19. Whiten et al. 1999: 682.
20. Зорина, Смирнова 2006: 280.
21. Гудолл 1992: 159.
no subject
Date: 2011-05-18 02:29 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-18 02:36 pm (UTC)"1000 страниц" - это гипербола, "стилистическая фигура явного и намеренного преувеличения, с целью усиления выразительности и подчёркивания сказанной мысли, например «я говорил это тысячу раз» или «нам еды на полгода хватит»"
(no subject)
From:(no subject)
From:no subject
Date: 2011-05-18 02:39 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-18 02:47 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-18 03:46 pm (UTC)(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:no subject
Date: 2011-05-18 04:14 pm (UTC)http://www.thegreatcourses.com/tgc/courses/course_detail.aspx?cid=1600
там больше не про происхождение языка, а про его эволюцию, но очень хорошо, живо изложено. Рекомендую, если, вдруг, интересно.
no subject
Date: 2011-05-18 04:21 pm (UTC)Очень странно, что в этом списке нет психологов. Вроде бы это прежде всего их тема.
no subject
Date: 2011-05-18 04:42 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-18 04:43 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-18 04:56 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-18 05:08 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-18 05:44 pm (UTC)Содержание будет примерно такое.
Сначала обезьяны придумали слова - "змея", "свинья", "банан", чтоб стая соответствующим образом реагировала. Правда, слова тогда звучали немного иначе, например "ААА!!!", "у!", "ы!". Далее появлялась первая "семантика", например, чтоб различать "А-А!!!", "большая змея", от которой надо срочно свалить, и "У-А!", которую надо поймать и съесть. После этого обезьяны решили дать названия себе. Кого-то назвали "ЭЭ", кого-то "ИИ". После чего у обезьян, поедающих пойманную свинью возникало желание сказать "ИИ УУ", показывая пальцем, чтоб сообщить "ИИ поймал УУ", ну или "ИИ поедает УУ", пока трудно было понять конкретно, но уже обезьянам было интересно. Т.е. сперва были существительные и прилагательные (которые мало разделялись). Потом, видимо, появилась необходимость в глаголах. Вот это было уже посложнее. Здесь не уместить. Хотя абстрактных знаков речи очень долго не было, они понимались лишь при наличии особой обстановки и особых телодвижений.
Абстрактное появилось позже. Тут надо вспомнить мою знаменитую теорию антропогенеза. В ней, как известно, говорится, что чеовека создали убийства с помощью инструментов. После того, как появилась обезьяна-мутант, догадавшаяся взять палку или камень и перехерачить всех конкурентов, всё потомство обладало этой её способностью. Им было уже гораздо интереснее жить, чем их предкам. В любой момент любой сородич мог тебя убить. Пришлось побыстрому отращивать мозг в такой ситуации. В беспорядочно разросшихся нервных тканях мозга возникали шизофренические параноедальные потоки, постоянно прорисовывавшие владельцу картины окружающих его заговоров. Это было очень полезно. И очень полезной так же оказалась возможность обмениваться с окружающими более сложными знаками. Вот тут уже можно говорить о настоящем языке. Далее все сложнее.
Надо будет как-нибудь написать, поподробнее. И менее научно. Хотя трудно менее.
no subject
Date: 2011-05-21 06:08 am (UTC)no subject
Date: 2011-05-18 07:00 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-18 07:34 pm (UTC)(http://nounivers.narod.ru/gmf/emot.htm)
no subject
Date: 2011-05-19 05:30 am (UTC)Увидела ссылку... :)
(no subject)
From:no subject
Date: 2011-05-18 09:40 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-18 10:02 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-19 01:10 am (UTC)И еще вопросы. Читал где-то предположение, что у человеков такие разные и хорошо узнаваемые лица для более тонкого и точного взаимодействия при всякой коллективной работе. Так вот:
1.Сие предположение сейчас сколько-нибудь действительно?
2.Они у нас действительно такие разные или это глюк восприятия? Ведь европейцу китайцы на одно лицо кажутся, и наоборот. Проводились ли какие-то объективные исследования?
3.Как у других зверьков, и в частности у гоминид с этим делом?
no subject
Date: 2011-05-20 11:08 am (UTC)Насчет "глюк восприятия" - скорее не глюк, а очень полезная, созданная отбором адаптация восприятия. Восприятие в принципе не может быть абсолютно объективным и беспристрастным: это было бы безумно расточительно и неадаптивно. Мы должны выбирать важное и отсеивать неважное уже на уровне восприятия. Действительно, в веретеновидной извилине височной доли есть специальный центр, отвечающий за распознавание физиономий. И он работает очень хорошо.
Кое-что по теме есть тут: http://elementy.ru/news/431336 в частности:
"Этнографические исследования показывают, что восприятие зверей как представителей вида, а людей — как уникальных индивидуумов характерно для множества культур — от самых архаичных до «передовых». Нечто подобное обнаружено и у обезьян: по-видимому, они тоже думают о представителях других видов «типологически», а соплеменников воспринимают как уникальных личностей (Humphrey, 1974. Species and individuals in the perceptual world of monkeys)."
Кое-что об этом будет и в моей новой книжке.
А еще я читал в одной англ. научно-популярной книге такую байку, как один американский профессор дал своему аспиранту-китайцу такую тему для диссера: выяснить, почему китайцы кажутся европейцам на одно лицо. После двух лет тщательных исследований аспирант приволок кучу статистических данных и вывод: китайцы кажутся европейцам на одно лицо, потому что они действительно на одно лицо :)) Т.е. вариабельность морды у жителей Вост. Азии достоверно ниже, чем у европейцев.
(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:no subject
Date: 2011-05-19 03:29 am (UTC)Радует, что отражены современные представления о языке - это прекрасное дополнение к имеющимся источникам, т.к. написаны вполне доступным языком.
Огорчает отсутствие понятия "язык" и разницы языка животных и человека...
no subject
Date: 2011-05-19 09:03 am (UTC)В книге про это ОЧЕНЬ много говорится, прямо все по полочкам разложено.
(no subject)
From:no subject
Date: 2011-05-19 10:51 am (UTC)no subject
Date: 2011-05-19 05:10 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-19 05:23 pm (UTC)(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:no subject
Date: 2011-05-21 08:12 am (UTC)no subject
Date: 2011-05-21 09:21 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-21 11:06 am (UTC)А муравьиный пример (как и заметка в Элементах) немного настораживает. В ранних работах Резниковой вроде бы есть, что не все семья обладают способностью передачи информации о местоположении добычи. Получается, что "языковой код" - индивидуальная черта, а даже не видовая. В заметках об этом ни слова. Хотя результаты экспериментов преподносятся читателю с большой помпой.
"Происхождение языка" - наконец-то
Date: 2011-09-21 08:39 pm (UTC)"Происхождение языка" - наконец-то
Date: 2011-09-22 02:35 pm (UTC)Философы, лингвисты и язык
Date: 2015-01-21 10:38 am (UTC)