macroevolution (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
macroevolution) wrote2014-06-13 02:05 pm
macroevolution) wrote2014-06-13 02:05 pm
Конрад Лоренц про адаптивный смысл гомосексуальности у гусей
Фрагмент из "Агрессии" Лоренца. Полный текст здесь.
Великая книга все-таки. Мне напомнили об этом фрагменте недавние грустные события, связанные с книжным фестивалем, с возведением гомофобии в ранг "традиционной нравственной ценности", и идиотские дискуссии о том, допустимо ли показывать спектакль, призывающий не травить людей за то, что они чем-то отличаются от большинства. Впрочем, я давно хотел скопировать этот фрагмент сюда, чтобы был под рукой. Текст очень познавательный и важный для понимания эволюционной биологии любви; копирую его в основном для себя, кому неинтересно - не читайте.
Понятие "нормального" является одним из самых трудноопределимых во всей биологии; но в то же время, к сожалению, оно столь же необходимо, как и обратное ему понятие патологического. Мой друг Бернхард Холлман, когда ему попадалось что-нибудь особенно причудливое или необъяснимое в строении или поведении какого-либо животного, обычно задавал наивный с виду вопрос: "Конструктор этого хотел?" И в самом деле, единственная возможность определить "нормальную" структуру или функцию состоит в том, что мы утверждаем: они являются как раз такими, какие под давлением отбора должны были развиться именно в данной форме -- и ни в какой иной -- ради выполнения задачи сохранения вида, К несчастью, это определение оставляет в стороне все то, что развилось именно так, а не иначе, по чистой случайности -- но вовсе не должно подпадать под определение ненормального, патологического.Однако мы понимаем под "нормальным" отнюдь не какое-то среднее, полученное из всех наблюдавшихся случаев; скорее это выработанный эволюционный тип, который -- по понятным причинам -- в чистом виде осуществляется крайне редко или вообще никогда. Тем не менее, эта сугубо идеальная конструкция нам необходима, чтобы было с чем сравнивать реальные случаи. В учебнике зоологии поневоле приходится описывать -- в качестве представителя вида -- какого-то совершенного, идеального мотылька; мотылька, который именно в этой форме не встречается нигде и никогда, потому что все экземпляры, какие можно найти в коллекциях, отличаются от него, каждый чем-то своим. Точно так же мы не можем обойтись без "идеальной" конструкции нормального поведения серых гусей или какого-либо другого вида животных; такого поведения, которое осуществлялось бы без влияния каких-либо помех и которое встречается не чаще, чем безупречный тип мотылька.
Люди, одаренные хорошей способностью к образному восприятию, видят идеальный тип структуры или. поведения совершенно непосредственно, т.е. они в состоянии вычленить сущность типичного из фона случайных мелких несообразностей. Когда мой учитель Оскар Хейнрот в своей, ставшей классической, работе о семействе утиных (1910) описал пожизненную и безусловную супружескую верность серых гусей в качестве "нормы", -- он совершенно правильно абстрагировал свободный от нарушений идеальный тип; хотя он и не мог наблюдать его в действительности уже потому, что гуси живут иногда более полувека, а их супружеская жизнь всего на два года короче. Тем не менее его высказывание верно, и определенный им тип настолько же необходим для описания и анализа поведения, насколько бесполезна была бы средняя норма, выведенная из множества единичных случаев. Когда я недавно, уже работая над этой главой, просматривал вместе с Хельгой Фишер все ее гусиные протоколы, то -- несмотря на все вышеуказанные соображения -- был как-то разочарован тем, что описанный моим учителем нормальный случай абсолютной "верности до гроба" среди великого множества наших гусей оказался сравнительно редок. Возмутившись моим разочарованием, Хельга сказала бессмертные слова: "Чего ты от них хочешь? Ведь гуси тоже всего лишь люди!"
У диких гусей, в том числе -- это доказано -- и у живущих на воле, бывают очень существенные отклонения от нормы брачного и социального поведения. Одно из них, очень частое, особенно интересно потому, что у гусей оно поразительным образом способствует, а не вредит сохранению вида, хотя у людей во многих культурах сурово осуждается; я имею в виду связь между двумя мужчинами. Ни
во внешнем облике, ни в определении обоих полов у гусей нет резких, качественных различий. Единственный ритуал при образовании пары, -- так называемый изгиб шеи, -- который у разных полов существенно отличается, выполняется лишь в том случае, когда будущие партнеры не знают друг друга и потому несколько побаиваются. Если этот ритуал пропущен, то ничто не мешает гусаку адресовать свое предложение триумфального крика не самке, а другому самцу.
Такое происходит особенно часто, хотя не только в тех случаях, когда все гуси слишком хорошо знают друг друга из-за тесного содержания в неволе. Пока мое отделение Планковского Института физиологии поведения располагалось в Бульдерне, в Вестфалии, и нам приходилось держать всех наших водоплавающих птиц на одном, сравнительно небольшом пруду, -- это случалось настолько часто, что мы долгое время ошибочно считали, будто нахождение разнополых партнеров происходит у серых гусей лишь методом проб и ошибок. Лишь много позже мы обнаружили функцию церемонии изгиба шеи, в подробности которой не станем здесь вдаваться.
Когда молодой гусак предлагает триумфальный крик другому самцу и тот соглашается, то каждый из них приобретает гораздо лучшего партнера и товарища, -- насколько это касается именно данной функциональной сферы, -- чем мог бы найти в самке. Так как внутривидовая агрессия у гусаков гораздо сильнее, чем у гусынь, то и сильнее предрасположенность к триумфальному крику, и они вдохновляют друг друга на великие дела. Поскольку ни одна разнополая пара не в состоянии им противостоять, такая пара гусаков приобретает очень высокое, если не наивысшее положение в иерархии своей колонии. Они хранят пожизненную верность друг другу, по крайней мере не
меньшую, чем в разнополых парах.
Когда мы разлучили нашу старейшую пару гусаков, Макса и Копфшлица, сослав Макса в дочернюю колонию серых гусей на Ампер-Штаузее у Фюрстенфельдбрюка, то через год траура оба они спаровались с самками, и обе пары вырастили птенцов. Но когда Макса вернули на Эссзее, -- без супруги и без детей, которых мы не смогли поймать, -- Копфшлиц моментально бросил свою семью и вернулся к нему. Супруга Копфшлица и его сыновья, по-видимому, оценили ситуацию совершенно точно и пытались прогнать Макса яростными атаками, но им это не удалось. Сегодня два гусака держатся вместе, как всегда, а покинутая супруга Копфшлица уныло ковыляет за ними
следом, соблюдая определенную дистанцию.
Понятие, которое обычно связывается со словом "гомосексуальность", определено и очень плохо, и очень широко. "Гомосексуалист" -- это
и одетый в женское платье, подкрасившийся юноша в притоне, и герой греческих мифов; хотя первый из них в своем поведении приближается к противоположному полу, а второй -- во всем, что касается его поступков, -- настоящий супермен и отличается от нормального мужчины лишь выбором объектов своей половой активности. В эту категорию попадают и наши "гомосексуальные" гусаки. Им извращение более "простительно", чем Ахиллу и Патроклу, уже потому, что самцы и самки у гусей различаются меньше, чем у людей. Кроме того, они ведут себя гораздо более "по-людски", чем большинство людей - гомосексуалистов, поскольку никогда не совокупляются и не производят заменяющих действий, либо делают это в крайне редких, исключительных случаях. Правда, по весне можно видеть, как они торжественно исполняют церемонию прелюдии к совокуплению: то красивое, грациозное погружение шеи в воду, которое видел у лебедей и прославил в стихах поэт Гельдерлин. Когда после этого ритуала они намереваются перейти к копуляции, то -- естественно
-- каждый пытается взобраться на другого, и ни один не думает распластаться на воде на манер самки. Дело, таким образом, заходит в тупик, и они бывают несколько рассержены друг на друга, однако оставляют свои попытки без особого возмущения или разочарования. Каждый из них в какой-то степени относится к другому как к своей жене, но если она несколько фригидна и не хочет отдаваться -- это не наносит сколь-нибудь заметного ущерба их великой любви. К началу лета гусаки постепенно привыкают к тому, что копуляция у них не получается, и прекращают свои попытки; однако интересно, что за зиму они успевают это забыть и следующей весной с новой надеждой стараются потоптать друг друга.
Часто, хотя далеко не всегда, сексуальные побуждения таких гусаков, связанных друг с другом триумфальным криком, находят выход в другом направлении. Эти гусаки оказываются невероятно притягательны для одиноких самок, что вероятно объясняется их высоким иерархическим рангом, который они приобретают благодаря объединенной боевой мощи. Во всяком случае, рано или поздно находится гусыня, которая на небольшом расстоянии следует за двумя такими героями, но влюблена -- как показывают детальные наблюдения и
последующий ход событий -- в одного из них. Поначалу такая девушка стоит или соответственно плавает рядышком, как бедный "третий лишний", когда гусаки предпринимают свои безуспешные попытки к соитию; но рано или поздно она изобретает хитрость -- ив тот момент, когда ее избранник пытается взобраться на партнера, она быстренько втискивается между ними в позе готовности. При этом она всегда предлагает себя одному и тому же гусаку! Как правило, он взбирается на нее; однако тотчас же после этого -- тоже как правило --поворачивается к своему другу и выполняет для него финальную церемонию: "Но думал-то я при этом о тебе!" Часто второй гусак принимает участие в этой заключительной церемонии, по всем правилам. В одном из запротоколированных случаев гусыня не следовала повсюду за обоими гусаками, а около полудня, когда у гусей особенно сильно половое возбуждение, ждала своего возлюбленного в определенном углу пруда. Он приплывал к ней второпях, а тотчас после соития снимался и летел через пруд назад к своему другу, чтобы исполнить с ним эпилог спаривания, что казалось особенно недружелюбным по отношению к даме. Впрочем, она не выглядела "оскорбленной".
Для гусака такая половая связь может постепенно превратиться в "любимую привычку", а гусыня с самого начала была готова добавить свой голос к его триумфальному крику. С упрочением знакомства уменьшается дистанция, на которой следует гусыня за парой самцов; так что другой, который ее не топчет, тоже все больше и больше привыкают к ней. Затем она очень постепенно, сначала робко, а потом со все возрастающей уверенностью начинает принимать участие в триумфальном крике обоих друзей, а они все больше и больше привыкают к ее постоянному присутствию. Таким обходным путем, через долгое-долгое знакомство, самка из более или менее нежелательного довеска к
одному из гусаков превращается в почти полноправного члена группы триумфального крика, а через очень долгое время -- даже в совершенно полноправного.
Этот длительный процесс может быть сокращен одним чрезвычайным событием. Если гусыня, не получавшая ни от кого помощи в защите гнездового участка, сама добыла себе место, сама устроила гнездо и насиживает яйца -- вот тут может случиться, что оба гусака находят ее и адаптируют (либо во время насиживания, либо уже после появления птенцов). То есть, строго говоря, они адаптируют выводок, гусят; но мирятся с тем, что у них есть мать и что она шумит вместе со всеми, когда они триумфально кричат со своими приемными детьми, которые в действительности являются отпрысками одного из них. Стоять на страже у гнезда и водить за собой детей -- это, как писал уже Хейнрот, поистине вершины жизни гусака, очевидно более нагруженные эмоциями и аффектацией, нежели прелюдия к соитию и оно само; потому здесь создается лучший мост для установления тесного знакомства участвующих индивидов и для возникновения общего триумфального крика. Независимо от пути, в конце концов через несколько лет они приходят к настоящему браку втроем, при котором раньше или позже второй гусак тоже начинает топтать гусыню и все три птицы вместе участвуют в любовной игре. Самое замечательное в этом тройственном браке -- а мы имели возможность наблюдать целый ряд таких случаев -- состоит в его биологическом успехе: они постоянно держатся на самой вершине иерархии в своей колонии, всегда сохраняют свой гнездовой участок и из года в год
выращивают достаточно многочисленное потомство.
Таким образом, "гомосексуальные" узы триумфального крика двух гусаков никак нельзя считать чем-то патологическим, тем более что они встречаются и у гусей, живущих на свободе: Питер Скотт наблюдал у диких короткоклювых гусей в Исландии значительный процент семей, которые состояли из двух самцов и одной самки. Там биологическое преимущество, вытекающее из удвоения оборонной мощи отцов, было еще более явным, чем у наших гусей, в значительной степени защищенных от хищников.
Великая книга все-таки. Мне напомнили об этом фрагменте недавние грустные события, связанные с книжным фестивалем, с возведением гомофобии в ранг "традиционной нравственной ценности", и идиотские дискуссии о том, допустимо ли показывать спектакль, призывающий не травить людей за то, что они чем-то отличаются от большинства. Впрочем, я давно хотел скопировать этот фрагмент сюда, чтобы был под рукой. Текст очень познавательный и важный для понимания эволюционной биологии любви; копирую его в основном для себя, кому неинтересно - не читайте.
Понятие "нормального" является одним из самых трудноопределимых во всей биологии; но в то же время, к сожалению, оно столь же необходимо, как и обратное ему понятие патологического. Мой друг Бернхард Холлман, когда ему попадалось что-нибудь особенно причудливое или необъяснимое в строении или поведении какого-либо животного, обычно задавал наивный с виду вопрос: "Конструктор этого хотел?" И в самом деле, единственная возможность определить "нормальную" структуру или функцию состоит в том, что мы утверждаем: они являются как раз такими, какие под давлением отбора должны были развиться именно в данной форме -- и ни в какой иной -- ради выполнения задачи сохранения вида, К несчастью, это определение оставляет в стороне все то, что развилось именно так, а не иначе, по чистой случайности -- но вовсе не должно подпадать под определение ненормального, патологического.Однако мы понимаем под "нормальным" отнюдь не какое-то среднее, полученное из всех наблюдавшихся случаев; скорее это выработанный эволюционный тип, который -- по понятным причинам -- в чистом виде осуществляется крайне редко или вообще никогда. Тем не менее, эта сугубо идеальная конструкция нам необходима, чтобы было с чем сравнивать реальные случаи. В учебнике зоологии поневоле приходится описывать -- в качестве представителя вида -- какого-то совершенного, идеального мотылька; мотылька, который именно в этой форме не встречается нигде и никогда, потому что все экземпляры, какие можно найти в коллекциях, отличаются от него, каждый чем-то своим. Точно так же мы не можем обойтись без "идеальной" конструкции нормального поведения серых гусей или какого-либо другого вида животных; такого поведения, которое осуществлялось бы без влияния каких-либо помех и которое встречается не чаще, чем безупречный тип мотылька.
Люди, одаренные хорошей способностью к образному восприятию, видят идеальный тип структуры или. поведения совершенно непосредственно, т.е. они в состоянии вычленить сущность типичного из фона случайных мелких несообразностей. Когда мой учитель Оскар Хейнрот в своей, ставшей классической, работе о семействе утиных (1910) описал пожизненную и безусловную супружескую верность серых гусей в качестве "нормы", -- он совершенно правильно абстрагировал свободный от нарушений идеальный тип; хотя он и не мог наблюдать его в действительности уже потому, что гуси живут иногда более полувека, а их супружеская жизнь всего на два года короче. Тем не менее его высказывание верно, и определенный им тип настолько же необходим для описания и анализа поведения, насколько бесполезна была бы средняя норма, выведенная из множества единичных случаев. Когда я недавно, уже работая над этой главой, просматривал вместе с Хельгой Фишер все ее гусиные протоколы, то -- несмотря на все вышеуказанные соображения -- был как-то разочарован тем, что описанный моим учителем нормальный случай абсолютной "верности до гроба" среди великого множества наших гусей оказался сравнительно редок. Возмутившись моим разочарованием, Хельга сказала бессмертные слова: "Чего ты от них хочешь? Ведь гуси тоже всего лишь люди!"
У диких гусей, в том числе -- это доказано -- и у живущих на воле, бывают очень существенные отклонения от нормы брачного и социального поведения. Одно из них, очень частое, особенно интересно потому, что у гусей оно поразительным образом способствует, а не вредит сохранению вида, хотя у людей во многих культурах сурово осуждается; я имею в виду связь между двумя мужчинами. Ни
во внешнем облике, ни в определении обоих полов у гусей нет резких, качественных различий. Единственный ритуал при образовании пары, -- так называемый изгиб шеи, -- который у разных полов существенно отличается, выполняется лишь в том случае, когда будущие партнеры не знают друг друга и потому несколько побаиваются. Если этот ритуал пропущен, то ничто не мешает гусаку адресовать свое предложение триумфального крика не самке, а другому самцу.
Такое происходит особенно часто, хотя не только в тех случаях, когда все гуси слишком хорошо знают друг друга из-за тесного содержания в неволе. Пока мое отделение Планковского Института физиологии поведения располагалось в Бульдерне, в Вестфалии, и нам приходилось держать всех наших водоплавающих птиц на одном, сравнительно небольшом пруду, -- это случалось настолько часто, что мы долгое время ошибочно считали, будто нахождение разнополых партнеров происходит у серых гусей лишь методом проб и ошибок. Лишь много позже мы обнаружили функцию церемонии изгиба шеи, в подробности которой не станем здесь вдаваться.
Когда молодой гусак предлагает триумфальный крик другому самцу и тот соглашается, то каждый из них приобретает гораздо лучшего партнера и товарища, -- насколько это касается именно данной функциональной сферы, -- чем мог бы найти в самке. Так как внутривидовая агрессия у гусаков гораздо сильнее, чем у гусынь, то и сильнее предрасположенность к триумфальному крику, и они вдохновляют друг друга на великие дела. Поскольку ни одна разнополая пара не в состоянии им противостоять, такая пара гусаков приобретает очень высокое, если не наивысшее положение в иерархии своей колонии. Они хранят пожизненную верность друг другу, по крайней мере не
меньшую, чем в разнополых парах.
Когда мы разлучили нашу старейшую пару гусаков, Макса и Копфшлица, сослав Макса в дочернюю колонию серых гусей на Ампер-Штаузее у Фюрстенфельдбрюка, то через год траура оба они спаровались с самками, и обе пары вырастили птенцов. Но когда Макса вернули на Эссзее, -- без супруги и без детей, которых мы не смогли поймать, -- Копфшлиц моментально бросил свою семью и вернулся к нему. Супруга Копфшлица и его сыновья, по-видимому, оценили ситуацию совершенно точно и пытались прогнать Макса яростными атаками, но им это не удалось. Сегодня два гусака держатся вместе, как всегда, а покинутая супруга Копфшлица уныло ковыляет за ними
следом, соблюдая определенную дистанцию.
Понятие, которое обычно связывается со словом "гомосексуальность", определено и очень плохо, и очень широко. "Гомосексуалист" -- это
и одетый в женское платье, подкрасившийся юноша в притоне, и герой греческих мифов; хотя первый из них в своем поведении приближается к противоположному полу, а второй -- во всем, что касается его поступков, -- настоящий супермен и отличается от нормального мужчины лишь выбором объектов своей половой активности. В эту категорию попадают и наши "гомосексуальные" гусаки. Им извращение более "простительно", чем Ахиллу и Патроклу, уже потому, что самцы и самки у гусей различаются меньше, чем у людей. Кроме того, они ведут себя гораздо более "по-людски", чем большинство людей - гомосексуалистов, поскольку никогда не совокупляются и не производят заменяющих действий, либо делают это в крайне редких, исключительных случаях. Правда, по весне можно видеть, как они торжественно исполняют церемонию прелюдии к совокуплению: то красивое, грациозное погружение шеи в воду, которое видел у лебедей и прославил в стихах поэт Гельдерлин. Когда после этого ритуала они намереваются перейти к копуляции, то -- естественно
-- каждый пытается взобраться на другого, и ни один не думает распластаться на воде на манер самки. Дело, таким образом, заходит в тупик, и они бывают несколько рассержены друг на друга, однако оставляют свои попытки без особого возмущения или разочарования. Каждый из них в какой-то степени относится к другому как к своей жене, но если она несколько фригидна и не хочет отдаваться -- это не наносит сколь-нибудь заметного ущерба их великой любви. К началу лета гусаки постепенно привыкают к тому, что копуляция у них не получается, и прекращают свои попытки; однако интересно, что за зиму они успевают это забыть и следующей весной с новой надеждой стараются потоптать друг друга.
Часто, хотя далеко не всегда, сексуальные побуждения таких гусаков, связанных друг с другом триумфальным криком, находят выход в другом направлении. Эти гусаки оказываются невероятно притягательны для одиноких самок, что вероятно объясняется их высоким иерархическим рангом, который они приобретают благодаря объединенной боевой мощи. Во всяком случае, рано или поздно находится гусыня, которая на небольшом расстоянии следует за двумя такими героями, но влюблена -- как показывают детальные наблюдения и
последующий ход событий -- в одного из них. Поначалу такая девушка стоит или соответственно плавает рядышком, как бедный "третий лишний", когда гусаки предпринимают свои безуспешные попытки к соитию; но рано или поздно она изобретает хитрость -- ив тот момент, когда ее избранник пытается взобраться на партнера, она быстренько втискивается между ними в позе готовности. При этом она всегда предлагает себя одному и тому же гусаку! Как правило, он взбирается на нее; однако тотчас же после этого -- тоже как правило --поворачивается к своему другу и выполняет для него финальную церемонию: "Но думал-то я при этом о тебе!" Часто второй гусак принимает участие в этой заключительной церемонии, по всем правилам. В одном из запротоколированных случаев гусыня не следовала повсюду за обоими гусаками, а около полудня, когда у гусей особенно сильно половое возбуждение, ждала своего возлюбленного в определенном углу пруда. Он приплывал к ней второпях, а тотчас после соития снимался и летел через пруд назад к своему другу, чтобы исполнить с ним эпилог спаривания, что казалось особенно недружелюбным по отношению к даме. Впрочем, она не выглядела "оскорбленной".
Для гусака такая половая связь может постепенно превратиться в "любимую привычку", а гусыня с самого начала была готова добавить свой голос к его триумфальному крику. С упрочением знакомства уменьшается дистанция, на которой следует гусыня за парой самцов; так что другой, который ее не топчет, тоже все больше и больше привыкают к ней. Затем она очень постепенно, сначала робко, а потом со все возрастающей уверенностью начинает принимать участие в триумфальном крике обоих друзей, а они все больше и больше привыкают к ее постоянному присутствию. Таким обходным путем, через долгое-долгое знакомство, самка из более или менее нежелательного довеска к
одному из гусаков превращается в почти полноправного члена группы триумфального крика, а через очень долгое время -- даже в совершенно полноправного.
Этот длительный процесс может быть сокращен одним чрезвычайным событием. Если гусыня, не получавшая ни от кого помощи в защите гнездового участка, сама добыла себе место, сама устроила гнездо и насиживает яйца -- вот тут может случиться, что оба гусака находят ее и адаптируют (либо во время насиживания, либо уже после появления птенцов). То есть, строго говоря, они адаптируют выводок, гусят; но мирятся с тем, что у них есть мать и что она шумит вместе со всеми, когда они триумфально кричат со своими приемными детьми, которые в действительности являются отпрысками одного из них. Стоять на страже у гнезда и водить за собой детей -- это, как писал уже Хейнрот, поистине вершины жизни гусака, очевидно более нагруженные эмоциями и аффектацией, нежели прелюдия к соитию и оно само; потому здесь создается лучший мост для установления тесного знакомства участвующих индивидов и для возникновения общего триумфального крика. Независимо от пути, в конце концов через несколько лет они приходят к настоящему браку втроем, при котором раньше или позже второй гусак тоже начинает топтать гусыню и все три птицы вместе участвуют в любовной игре. Самое замечательное в этом тройственном браке -- а мы имели возможность наблюдать целый ряд таких случаев -- состоит в его биологическом успехе: они постоянно держатся на самой вершине иерархии в своей колонии, всегда сохраняют свой гнездовой участок и из года в год
выращивают достаточно многочисленное потомство.
Таким образом, "гомосексуальные" узы триумфального крика двух гусаков никак нельзя считать чем-то патологическим, тем более что они встречаются и у гусей, живущих на свободе: Питер Скотт наблюдал у диких короткоклювых гусей в Исландии значительный процент семей, которые состояли из двух самцов и одной самки. Там биологическое преимущество, вытекающее из удвоения оборонной мощи отцов, было еще более явным, чем у наших гусей, в значительной степени защищенных от хищников.
no subject
Даже пришлось перечитать текст - хотя я его, кажется знаю наизусть уже 15 лет рассказываю знакомым. Перечитать, чтобы паззл обратно сложился, т.к. вы его развалили )))
И все же:
"Когда мой учитель Оскар Хейнрот в своей, ставшей классической, работе о семействе утиных (1910) описал пожизненную и безусловную супружескую верность серых гусей в качестве "нормы", -- он совершенно правильно абстрагировал свободный от нарушений идеальный тип; хотя он и не мог наблюдать его в действительности уже потому, что гуси живут иногда более полувека, а их супружеская жизнь всего на два года короче."
Как видно, гуси в 2 года достигают половой зрелости и могут размножаться потом еще полвека. При этом самка дает в год потомство - несколько гусят. Сколько же нужно иметь отцу детей, за 50 лет жизни, чтобы воспроизвести себя?
У человека современной России - 2,13 ребенка. Арифметика такая - двое родителей рожают двух детей, чтобы самовоспроизвестись. А 0,13 - на детскую смертность, на бесплодие потомков. Все что больше 2,13 - это уже эффективно человек размножается. Все что меньше - уже малоэффективно.
Очевидно, что у гусей при их огромной в сравнении с человеком плодовитости - множество потомков каждый год (5 или 8?) - при большей чем у человека продолжительности возможной сексуальной жизни, узким местом является выживаемость. Если пара самцов-гусей-гомосексуалов обеспечивает себе лучшее место для "гнездования", то эта пара оказываются недоступна хищникам, которые штурмуют гнездовье с периметра. Хищникам достаются те гуси, которых вытеснили на край, наиболее слабые пары и их потомство приговорены. У Лоренца охоте лисиц на гусей посвящены очень драматичные истории. И это не случайно, кстати - достаточно несколько дней посмотреть телеканалы о природе - и все там почти только об охоте и сексе. Почти целиком - о том, как одни животные охотятся на других, это смакуется, и секс. Лоренц же изумительный рассказчик, творивший задолго до появления телевидения - он охоту лисиц на гусей чудесно описывает. Так вот, если пара гусей нашла тактику как надежно выжить в течение 50 лет, то даже самые эпизодические сексуальные контакты обеспечат им воспроизводство. 50 лет это огромнейший срок, а возможность иметь 5-8 потомков каждый год от единственной самки - огромное число. Значит, совершенно ясно, что у гусей воспроизводство достигается тем, что подавляющее число их яиц, их детенышей, их несущихся самок - гибнет, не оставляя потомства. Какое же значение имеет некоторое (незначительное при взгляде со стороны) преимущество пары над сородичами? Очень большое значение - просто каждый раз в зубах хищника оказывается кто-то другой, и так год за годом. И можно протянуть 50 лет эпизодически размножаясь, вырастив в итоге значительное количество потомства. Конец моей арифметики )
А вот финал цитаты из поста. К.Лоренц: "Самое замечательное в этом тройственном браке -- а мы имели возможность наблюдать целый ряд таких случаев [семья 2 самца+самка] -- состоит в его биологическом успехе: они постоянно держатся на самой вершине иерархии в своей колонии, всегда сохраняют свой гнездовой участок и из года в год выращивают достаточно многочисленное потомство.
Таким образом, "гомосексуальные" узы триумфального крика двух гусаков никак нельзя считать чем-то патологическим, тем более что они встречаются и у гусей, живущих на свободе: Питер Скотт наблюдал у диких короткоклювых гусей в Исландии значительный процент семей, которые состояли из двух самцов и одной самки. Там биологическое преимущество, вытекающее из удвоения оборонной мощи отцов, было еще более явным, чем у наших гусей, в значительной степени защищенных от хищников".
Что стоит за словами "сохраняют гнездовой участок" - надо спросить у Лоренца или его учеников, я не знаю. Но судя по всему нечто весьма грозное. Как видно, Лоренц считал, что достаточно внятно все обосновал. Я же выпятил возможную арифметику и заодно в своей памяти обновил драматичное противостояние гусей и лисиц.
no subject
no subject
И ученые способны сообщить по нему непропорционально мало.
Процитированной работе 50 с лишним лет, для большинства она откровение.
no subject
no subject
no subject
Плюс хочу добавить, что Лоренц только показывает, что это выгодно для двух особей из трёх - они получают бесплатного сторожа к своему потомству. Для одного из самцов ситуация проигрышная - он не передаст гены. Выходит, гомосексуализм всё же снижает шансы гуся воспроизвестись аж вполовину? А как это влияет на популяцию в целом - об этом вообще можно только догадываться.
Понимаете, тут всё слишком тонко для однозначных выводов. Чему учит эволюционная теория? Мутация, отклонение — в 99% случаях это плохо, но иногда получается так, что отклонение оказывается полезным и путём отбора эта мутация фиксируется в генотипе и становится видовой нормой. Видите, какая граница между девиацией и эволюцией размытая? Таких рассуждений мало, чтобы переубедить меня. Я только добавлю, что позицию консервативную, или даже скорее агностическую, я занимаю не потому, что против гомосексуалистов что-то имею, а потому, что с позиции бритвы Оккама эта теория мне вернее кажется.
Думаю единственный способ поставить точку - это развить биологическую науку до того уровня, чтобы можно было проследить выражение признака связанного с поведением от генома к физиологии к поведению. И тогда сказать - вот здесь возникает бифуркация в онтогенезе по половому поведению, такие-то у неё причины. А что сейчас говорить, когда при текущем состоянии науки никто толком не знает почему человек треть жизни без сознания валяется?
Впрочем, есть ещё идея - взять популяцию гусей достаточно большую где-нибудь и всех гомосексуалистов начать изымать и посмотреть к чему это приведёт. Как показатели воспроизводства изменятся? А вдруг к лучшему? Чего эти гомосеки нормальных гусаков на окраины выжимают? Чего это самки страдают от чувств неразделённых? А может к худшему, и у гомосексуалистов действительно полезная роль. Но это уже наука на грани фола, хотя статистическое доказательство при любом исходе было бы убедительное.
no subject
Прямо в тексте есть ответ: "Независимо от пути, в конце концов через несколько лет они приходят к настоящему браку втроем, при котором раньше или позже второй гусак тоже начинает топтать гусыню"
Топтать - это совокупляться.
Кстати, у интеллигентных гомосексуалистов в СССР была такая фишка - таскать с собой девушку везде. Чтобы не было вопросов (гомосексуализм ведь был уголовная статья). Такая девушка называлась "борода" )).
> Думаю единственный способ поставить точку - это развить биологическую науку до того уровня, чтобы можно было проследить выражение признака связанного с поведением от генома к физиологии к поведению. И тогда сказать - вот здесь возникает бифуркация в онтогенезе по половому поведению, такие-то у неё причины. А что сейчас говорить
Мендель открыл законы генетики за столетия до открытия ДНК. Дарвин сфомулировал основы эволюции - без знаний о ДНК. Планеты открывают, вычисляя, что должна быть значительная масса отклоняющая орбиты других небесных тел. Черные дыры тоже. Никто их не видит. Существование атомов, бозонов Хиггса, нейтронов и протонов - было вычислено. И так вся наука.
>Впрочем, есть ещё идея - взять популяцию гусей достаточно большую где-нибудь и всех гомосексуалистов начать изымать и посмотреть к чему это приведёт. Как показатели воспроизводства изменятся? А вдруг к лучшему? Чего эти гомосеки нормальных гусаков на окраины выжимают?
Изъятие гусей-гомосексуалистов по-видимому ни к чему не приведет - просто лучшие места гнездовий будут доставаться гетеросексуальным парам сильных гусей.
А вот последний ваш вопрос - это и есть "мораль" данных наблюдений: слабоватые гусаки, образуя гомосексуальную пару, добиваются иерархически-высокого положения, какое ни один из них не добился бы в паре с самкой. А значит, гуси-нормосексуалы должны были бы их коллективно травить, если бы ума хватало. То есть у гусей для гомофобии есть основания.
no subject
У Вас, конечно, описка (за столетиЕ до ) Мендель (1865-66), Уотсон и Крик (1953)...Понятно, что Вашего довода это не меняет.
> Изъятие гусей-гомосексуалистов по-видимому ни к чему не приведет
Приведёт к изменению эволюционного ландшафта. Появится ещё один и сильный критерий отбора. К изучению реальности такие опыты не имеют отношения (то есть научного в них мало). А вот к евгенике - самое прямое. Таким образом, ратуя за "возврат к природе", сторонники запретов создают на самом деле искусственные условия для искусственного общества. Ничего плохого в этом в этом нет, такова вся история человечества: социальные условия влияют на наш отбор сильнее, чем естественные природные (если последние не катастрофичны). Но здесь очень важно сделать правильный выбор. Будет ли общество построено на принципе любви и добра ко всем его членам или на принципе разделения и подавления.
no subject
Но я не согласен обсуждать исключение гомосексуалов из общества. Такая постановка вопроса в сегодняшней цивилизации и в том, как мы видим завтрашнюю - совершенно невозможна.
Строить общество на принципах добра и любви - идея конечно обсуждаемая, Нарния, Незнайка в Солнечном Городе... Но только не в комментариях к посту о книге Лоренца "Агрессия", в которой он описывает что агрессия первична. Что она между конкурентами - т.е. почти всегда между представителями одного вида. И раз агрессия первична, общество надо строить так, чтобы для агрессии было место, и чтобы она служила обществу, а не вредила.
Существует естественная агрессия против гей-парадов. Возможно потому что открытая демонстрация сексуальности у мужчин - доступна только доминирующим, начальникам, наполеонам. И демонстрирующие сексуальность геи - вызывают в силу этого естественную агрессию, природную, у гетеросексуалов. Значит, выходит, правильно мэрии не дают разрешения на гей-парады. Я впрочем считаю, что уровень давление на геев мог бы быть и посильнее, чем сейчас. Но не настаиваю.
no subject
Идите гусей пасите, если у Вас так и нет критериев биологических и других норм, а равно как и представления о мутациях.